Айдын Ханмагомедов ДИСТИШЬЕ Для Лилит, увы, Всевышний – это первый третьелишний.
ИЗ ЦИКЛА «ХОККУ» 1 Учу латынь, чтоб рассуждать о жизни на мёртвом языке. 2 У гения в руке и худший карандаш с курком и мушкой. 3 Стрелок-провидец на всеобщих стрельбищах слывёт мазилой. 4 Взята Россия в кавычки западные, в объятья то есть. 5 В роще осенней по-бабьи аукает летушко-лето. 6 Две изоленты: изобразительная и при монтёре. 7 Несусь без плавок за пляжной девушкою на берег Леты. 8 Жаль, что в России только я с наколкою «есть в жизни счастье». 9 Не очевидец я жар-птичьей прелести, а ушеслышец. 10 Даже цыганки пронизаны русскостью в пушкиниане. 11 Мацуо Басё ищет на севере «ё» без ударенья. 12 На двух берегах одну вопиющую, канув, предвижу. 13 Я мальчик с пальчик, а чаще мальчик-спальщик в опочивальнях. 14 Для фольклориста и очко – соловушка, но на бесптичье.
ИЗ ЦИКЛА «ВЕРЕНИЦА ЧЕТВЕРОСТИШИЙ»
ПОДТЕКСТ Люблю в сценической весне осенний привкус закулисья, хотя у публики в цене не корни, а цветы и листья.
РЕДКОПИСЕЦ Пиши, мой друг, но лишь не до зари, а в редкие минуты озаренья, когда Всевышний шепчет откровенья, взяв не другого в пресс-секретари.
КУЛЬТ Не деньги – зло, а деньгомания, не деньги, что ношу в кармане я, а те, что прячу в голове как культ рубля и СКВ.
ИНОКОМПАС Дошла страна до самой пропасти, но вся ль вина на инокомпасе?
УСТАМИ ЛЕРМОНТОВА Вчера в эфир, где грусть моя и рана, ворвался здешний радиоханжа и песнь мою зарезал без ножа в полдневный жар в долине Дагестана.
ДУЭЛЬ Погиб поэт, а чудная Наталья как полудрянь и как полуканалья немыслима в России без эксцесса как Пушкин, убивающий Дантеса.
БЛУДНЫЙ КУПЛЕТ Золотая орда, захватившая Русь, спасовала, воюя с ордою Марусь, чья сокрытая в слабости сила, ах, не только татар обрусила.
ПОД ОВАЦИИ Россия вовсю деградирует, и, видимо, не деградации руками властей аплодирует, рыдая во мне под овации.
СХВАТКИ Не скупись, родимая страна, всем и вся вручая ордена, ибо все участвовали в схватках на полях сражений или в матках.
САМ НЕ СВОЙ Такое ощущение порой, что родина с отечеством в разводе, а я меж ними рыщу сам не свой как верный сын, чья вера на исходе.
ПАМЯТНИК На свалке слов я мусорщик и зодчий, чей призрак из бессчётных многоточий вознёсся на словесный пьедестал, который пуст для тех, кто не взлетал.
ФУТУРИСТЫ В. Маяковскому Витая в необычных облаках, мы не в рабах у музы, а в пижонах, но любо мне не облако в штанах, а облако, которое в кальсонах.
ГИНЕКОЛОГ Исус простил блудниц, а я латаю целки, одаривая вас, блудницы-скороспелки, лжесвятостью в угоду женихам и чтя не христианство, а ислам.
АД Забвенна ночь, когда я пил мышьяк и, задыхаясь, приближался к аду, но помню, как он пятился и как вымаливал у смертника пощаду.
ГОЛУБАЯ КРОВЬ В Красном море и в поэте капилляр голубизны не всплывал из глубины, но лазурил красноцветье.
ДА В НЕТЕ Со схимницей в дуэте я чуял иногда в её предложном нете предистинное да.
ЛИЛИТ Всевышний холост, а при сатане настолько несравненная Лилит, что бог не помышляет о жене, поскольку лишь её боготворит.
ПОЛУБРАТЬЯ У Евы младший Авель от Адама, а старший Каин весь от сатаны, иначе первородный грех не драма, в которую мы все вовлечены.
ЛЖЕИСТИНА На заграничном лифчике и под я у казачки истину двуличную постиг на ощупь, спутав наперёд с клеймом родимым родинку фальшивую.
ЛЕРЕ ИЛЬИНИЧНЕ Егор Гайдар, по-вашему, умён, но согласитесь, что без русской жилки ум на Руси как импортный гондон на русофиле или в русофилке.
АУ Я не зовусь уже и больше не зову, но как унять в душе ау, ау, ау.
ДЕМОН Не зря в фамилии лермонтовской и лето звучит, и демон с точкой, кто смог летописным пером, как сохой, вонзиться в Отчизну, живя как изгой.
ЯКОРЬ Без Лермонтова море русское, увы, без якоря и тусклое, а парус иль угонят янки, иль будет пущен на портянки.
ПОПУТЧИКИ Вы все в Тифлис, чтоб отовариться, а отпрыск Демона, увы, чтоб к иберийке притамариться, авось, не высмеет как вы.
САМОЗАВИСТЬ Без пушкинской печали светлой, без лермонтовской мрачной радости душа жар-птицею оседлой завидует своей крылатости.
ПОСЛЕЗИМЬЕ Зима как белая идея зазеленела, молодея, и зашустрила как идейка, как вдовая прелюбодейка.
ХУДОЖНИК Зелёный апрель фиолетил и алил, желтил и белил луговые холсты, мой взор окуная в цвета и в цветы, и в грёзы, которые он не реалил.
ЕЛЕНА На гребне троянских руин любому из чутких мужчин Елена открыта как женщина в которой сокрыта еленщина.
БАБА-ЯГА Баба-яга летает на метле быстрее, чем сиделка на игле, и выше, чем наездница на хере, но не кайфует в адекватной мере.
ПОДРУГИ Правоверная дева ютила в себе еретичку, с кем ходила налево во имя любви и во кличку.
ПАМЯТИ В. ХЛЕБНИКОВА Пером жар-птицы и тушью зари татуирован любой изнутри, кто слышал стих, подобный занозе: «Русь, ты вся поцелуй на морозе».
ДЕТЁНЫШ Зелёный росточек в дупле казался росточком в утробе и был раскудрявой особе дороже ветвей на стволе.
РАЗНОКРЫЛЬЕ Когда мой дух взлетает и парит, я ощущаю, что одно крыло не музою даётся, а Лилит во благо духу и не мне назло.
ОДА МНОГОТОЧЬЮ Ты суть вибрации, где уйма кроется. Ты в пунктуации как в церкви Троица.
ТРИЖДЫ АКРОСТИШЬЕ Два слова «вон» и «брысь» Оскоминные, но Любил я падать в высь, Я мог взлетать на дно.
РАЗЛУКА Дарит южное окно мне берёзовые грёзы и растёт само оно у покинутой берёзы.
СОПЕРНИК Он под твоим оконцем светился перед сном, а я светился днём, соперничая с солнцем.
ЛУДИЛЬЩИК А. Адамову Не чисти лешему берлогу, а как фольклорный Загиди взойди на горный пик и богу померкший месяц полуди.
РУССКАЯ ЛАТЫНЬ «Что дозволено Юпитеру не дозволено быку», а дозволенное Питеру не дозволено Баку.
РУССКИЙ ПЕРС Я кладбище певчих изгоев, где с пулей казённой меж глаз спит Клюев, увы, не достроив в России мужицкий Шираз.
ЛОБОТРЯСКА Ей не по нраву труд любой, учёба не люба. Я дружен с лоботряской той за тряску, но не лба.
ШАХИД Я, подорвав себя вне суеты людской, не раню, не убью, не сброшу на обочину, лишь долечу до вас оторванной рукой, чтоб слёзы утереть или влепить пощёчину.
КАЖДОМУ НЕ ПО ТРУДУ Ишак, впряжённый в конскую арбу, не сетовал на то, что перегружен, и снова верил, что ему, рабу, ему, ослу, устроят конский ужин.
НА НАРАХ Двулично прожив день, презрев дневную бойню, я заключу себя в поэзию, как в сны, как в карцер, как в утробу тишины, которая к утру родит для зоны двойню.
ПРАЗДНИК В паре с семиткой читаю доныне россыпь веснушек у ней на лице как на одной следоносной маце сорокатомный автограф пустыне.
ПЕРЕВОДЧИКАМ Чем русский язык превосходит другие? Своей подоплёкой, где столько стихии, что Пушкин с ау не вмещается в инглиш, а Байрон с Уитменом влезет и в идиш.
ЭПИТАФИЯ Я, заснув в 37, ощутил, что абреком покоюсь в кириллице, чей покой я чучмеком смутил в перевёртыше и в равнорифмице.
ПОСЛЕ ВЫСТАВКИ Взглянула на людьё с холста богиня, что вовсю чиста, налюбовалась и не сглазила, лишь явь ничью обезобразила.
СИРОТА Я тебе, безответная Русь, как не матери сыном молюсь и молюсь ли вселенскому зодчему как не пасынок молится отчиму?
ЖЕНА ОСЛА Ослица твердила, родив лошака, что сам Конь-огонь на дуэли её отсудил у Конька-горбунка и был удостоен постели.
АВГУСТ В судьбу стучится месяц лукавый как в жертву птица, в двери легавый.
БЕЗРАБОТИЦА Маяковский не козёл, пусть его озвучат. Я бы в евнухи пошёл, пусть меня разучат.
НАШ ПУТЬ Дорога на совесть и милость трудилась до самой развилки, где вдруг, оробев, попросилась назад или к нам на носилки.
ДОБРО И ЗЛО Ночью град, как чёрт на стрельбищах, не задев гнезда грача, утром ранил души в дервишах милосердьем палача.
ВОСКРЕСЕНЬЕ Вновь озаряюсь у юной берёзы, у говоруньи, у хохотуньи. И воскресают распятые грёзы, будто надежды больше не лгуньи.
БРОДЯЧИЙ ГОНИМЕЦ Проснулось бы Токио всё, когда бы вдали зааукало из памяти птичьего пугала прощальное хокку Басё.
ДУШЕПЛАВАНЬЕ Заплывая в море под твоим челом, где ресницы машут веерным веслом, я теряю вскоре берег голубой, а затем надежду выйти на любой.
ДЕВСТВЕННОСТЬ Снегурочка выше в цене, чем белая роза, пока не приходит ко мне без Деда Мороза.
ТВОРЧЕСТВО Когда карандаш как бивень и дыба души как полёт, творю я не дождь, а ливень: он хлеще ласкает и бьёт.
ГУРМАНКА Бессилен так свято строчить человек, не сидя, как ангел, на радуге… Я скрыл от гурманки на Ладоге, что автором строчек является зек.
ДУХ И МАТЕРИЯ Полнятся даже пазухи истиной сердцебиенья. Ей не хватает азбуки преобразиться для чтенья.
ЕЙ-ЕЙ (телестишье) Зря свисло близко созвездьЕ и выглядит божьей люстроЙ. Застигнут светом в подъездЕ святоша с девочкой шустроЙ.
ВСЕПАЛО На корточки сев устало, я вновь не один в безлюдьи, покуда творю всепало в коленях девичьей груди.
БОГОИЗБРАННИЦА Чужбина с завистью земной ревнует господа к России, которой вверена одной восьмая часть небесной сини.
ЧЁРНЫЙ СВЕТ Лишь светотень оскалом негра в нас точит лясы, то кляксой блика квася недра, то бликом кляксы.
ПРИШЕЛИЦА Войдёт ко мне, но выйдет из себя, раз крикнет, если в рифму, то любя, чтоб закружил я всю её без вальса и чтоб обвёл вокруг любого пальца.
ЛАМА С бурятскою берёзкою из зоопарка в храм иду обняться с тёзкою четвероногих лам.
СЛЕЗИНКИ На грибах несъедобных питьевые росинки как на помыслах злобных покаянья слезинки.
СТЕПЬ Нас не сыграют ветер и полынь и не возьмут в посредницы латынь. Но в рьяный день озвучат наши чувства во кличку безымянного искусства.
О ДЕФИЦИТЕ Поцарапав ум и дух строками, лишь в бреду напишешь угольками, угольками в рифму антрацитными те стихи, что станут дефицитными.
ТУРГЕНЕВУ Пусть хороши, пусть свежи были розы, но сказки розы лучше и свежей. Сказать бы так для мыслящих ушей: как хороши, как свежи были россы.
ПОЭТ При антипоэтических властях я кончу жизнь без дачи и квартиры. Позвольте мне, не угодив в сортиры, явиться к вам и умереть в гостях.
ВОСКРЕСЕНЬЕ Узришь надгробный камень свой, узришь в гробу своё подобье, когда опустишься в подгробье как в третий мир иной.
ПОЛЬША Игривы полячка и полька, плескаясь со мной и звеня, в уютном лимане, где только течение против меня.
КОСТЕРОК Согрейтесь у пламенной речи, но прежде в жилищах своих зажгите забытые свечи, хотя бы одну на двоих.
ИЗ ОКНА На поводу у ошибочки кланяюсь цыпочке, но та не вставала на цыпочки и не стучалась в окно.
МГЛА ТЕМЕНИ В ломке не земледельцем рою тему и мглу, не натыкаясь сердцем, жаль, на самоиглу.
ФИНИШ Раз Иван свинцу и Мария лезвию вверили поэзию, вверь и ты концу.
МАТУШКА Ты сама ультраматерь, а мы не без «ультра» твои патриоты. Без тебя даже жизнь без заботы, даже весь календарь без зимы.
ЛЮБОВЬ СНИЗУ Сёдла и кресла всерьёз лучшую всадницу любят, ревнуя до слёз всё-таки задницу.
СОФА И СОФА На софе и при Софе обжигаюсь и пью философию кофе, да и галиматью.
УЛЕЙ Я бард и весь одиночка, забылся бы в раз и точка, но я ведь ещё и улей, татуированный пулей.
ИВАН-ДА-МАРЬЯ Иван-да-марья как русский цветок один во дворце и в гареме двояко ревнует меня меж строк то к лотосу, то к хризантеме.
ДОЖДИК Будет цветным и дождик, если во мне художник, выйдя на Млечный путь, даст вам душу хлебнуть.
СУДНЫЙ ДЕНЬ Вековечно себя подменяя и умея дремать наяву, доживу, а зачем доживу до паскудного судного дня я?
ЛЕЗГИНКА Мы всех пестрей в чехарде именной и так грациозны, что скоро аранжировку лезгинки самой исполнит сама Терпсихора.
МАРТ Вешняя светотень ранит спячку и прозу, приговорив к «нервозу» душу барда за лень.
ТРИНАДЦАТИЛЕТЬЕ Дева в поисках ответа на родительское вето демонстрирует каприз, обжигаясь лбом о низ.
ЧУ Чу, в глуши ни души, лишь табор метафор.
РЫНОК Одухотворившийся лопух из росинок вяжет ожерелье, чтобы утром стадо и пастух оценили дух и рукоделье.
НАДВРОДЕВО Глаголь не так как Ной, а более юродиво, не вроде как иной, а как никто надвродево.
ДВЕ КЛЯТВЫ Поклялся глобус, да и я клянусь, что слушал с неподдельным интересом лишь то, что неким и удельным весом всех значимее Русь.
ДОРОГА Нырнув в монолог об итоге в итоге, предвижу и тот самосуд, где каждый споткнётся в дороге дороги, которой меня унесут.
ПЕРЕВОД С БЕНГАЛИ Р. Тагору Пальма вздыхает весь знойный день о тени своей на лужайке, но будь и ближе родная тень, она недоступна хозяйке.
ИЗ ЦИКЛА «РУБАИ» 1 Держава при иудах, а те у ней при блюдах, а мы у них в рабах, я в ланях, ты в верблюдах. 2 Приемлю красный стяг и триколор, приемлю герб и депутатский спор о гимне обезличенной России, где сам я за коричневый топор. 3 Россия как верная мать, а если шалаве под стать, то мне она дважды от отче как кара и как благодать. 4 Я сохранил себя в таинственном шедевре, чьи строки на листе как полосы на зебре, которая жила так чуждо на Руси, что умирать ушла в её фольклор как в дебри. 5 Я в трелистой роще исполнился грёзами и вдруг изнутри озарился вопросами. Кто лучше: Есенин, воспевший берёзы, ах, или Есенин, воспетый берёзами? 6 Две девочки являются во сне, чтоб жажду утолить себе и мне. Одна из них желает чай в кофейне, другая кофе хочет в чайхане. 7 Жаль, у Хайяма не хватило духа петь для души моей, а не для слуха. Он чуял цель, где не осилит дно, и метил в сердце, чтобы ранить ухо. 8 Заманили меня в антологии, где не личности правят, а многие. Я не влез в эти логова весь как неолог, чьё место в берлогии. 9 Под осени признанье лету влеки меня как в губы флейту, чтоб я под трели догорал, преображаясь в сигарету. 10 Иван-да-марья как русский цветок двояко ревнует меня весь срок то к лотосу, то к хризантеме, то одиозно к себе между строк. 11 Играйте словами как я, в них мудрая галиматья. Вот вам и мура соловьиная, и соло, увы, муравья. 12 Что без гостинца дар мой гонимца, коль зришь в крестоносце крестоносимца. 13 У кресла цирюльница будто у плахи засуетилась, едва я под ахи шепнул ей, что я сексуальный маньяк, желающий нынче постричься в монахи. 14 Я друг чинару вдвойне, как только о нём при мне с весною в деве-древушке грустит душа Шаганэ. 15 Уникальные строки, мне сулящие сроки, остаются в душе будто кровоподтёки. 16 Я любил не гнильё, я любил не жнивьё, полюбив в русскоречье безударное «ё». 17 В глазах у девушек намёки легко будимой подоплёки, за что и евнух при дворце лобзал их во вторые щёки. 18 Жар-птицу воистину чту лишь только, суля высоту, она не на эту ли вербу слетает, чтоб вмиг превратить её в ту. 19 Подёнщик, не ваши ли пальцы рояль, уведённый в паяцы, черствят из-за длинных рублей? Скорей пересядьте за пяльцы. 20 Пой иначе обычным солистом, пой обыденным уникалистом, пой, как пел бы берёзовый дуб, уродившийся в древе иглистом. 21 Задули уста января свечу следопыта, а зря. Ещё не нашлись, не сыскались заблудшие Русь и заря.
ИЗ ЦИКЛА «ПЯТИСТРОЧЬЯ»
1 (десятикратный автограф) Ах, зАстольнАя з А п е в А л о ч к А, Йогу ЙогочкоЙ, оЙ, овеЙ скореЙ Дно Дуды, гДе коД для Души и оД. ˝Ы˝ в тЫлу, увЫ, мЫ в пЫлу, увЫ, Ныне Нам нежНей Н ь ю -Неон имёН. 2 Отвлечённое мышленье загонялось в изреченье и линяло на листке, где любое исключенье надъязычно в языке. 3 Всю божью росу с лепестков и зрея, и изнемогая, смахнула бы роза любая за несколько тайных плевков, увы, шалуна-попугая. 4 На поводу у розовых идей я верен розе как прелюбодей, когда иголка-самовышивалка изображает в памяти моей тебя, недозабытая фиалка. 5 За сутки до мусорной урны раскрылся во всей красоте, ах, в вазочке узник лазурный, чей дух мне об отчем кусте вопит на хрустальном кресте. 6 В ресницах кисти изодух во взмахах возгласы цветные, а если зритель не лопух, тогда и краски лженемые с холста изоречивы вслух. 7 Утомлённая засухой изнывала бахча как у чёрта за пазухой, где взмолилась, крича: «Эх, хотя бы моча!». 8 Я не один актёр, а полтора актёра, чьи соло и дуэт под критику из хора так удивительны для слуха даже зла, что буду не убит я им из-за угла, покуда лаю так, как не умеет свора. 9 Давай, Расул, оставив журавлей, помыслим, как поделится жар-птица: ты будешь птицей, если в жар при ней твой русский переводчик превратится, а я в дефис как третий лицедей. 10 «Белеет парус одинокий», он в бурю и в мятеж далёкий, а не на отдых мчит в Анапу. Пред ним любой пират жестокий снимает шляпу. 11 Над мартыновской жертвой луна половинчата, но не одна: то ли бог у могилы маячит, то ли скорбно застыл сатана и почуял впервые что плачет. 12 Когда осенний дождь в лучах, осмей кокетство неба за солнце в пасмурных очах, за зрелища без хлеба, за ширь для узпотреба. 13 В грязном небе без луны тучи, молнии, тревога, тосты в жанре некролога: то ли свадьба сатаны, то ли похороны бога. 14 Простите изгою иронию, цитируя то или сё и всё-таки грея за всё, как греют малютку Японию озябшие строки Басё. 15 Иван-дурак, слезай с печи, чтоб морды бить, а не баклуши, за Русь, которую рвачи, христопродавцы и чинуши нет, не распнут как палачи. 16 Влача по дачам и окрест свой жёлтый как у мамы крест, жила-была в России веха с нагрудным крестиком из эха и безымянная как перст. 17 Для златоуста нет недомогания абсурднее, чем ваша деньгомания, когда Отчизна, как монетный двор, где он не попрошайка и не вор как отчелюб без отчего внимания. 18 Я без последнего гроша, а грудь без трепета и трели, как будто певчая душа ушла и, нехотя греша, паясничает на панели. 19 Вовсю голосую в ночи и в слякоти русской обочины досадую так, что кричи, но видно иным озабочены и Русь, и её лихачи. 20 С товарами из-под пера зря брожу по базару. Сортирщице что ли с утра спихнуть перевёртыш? Ура жопе, но не пожару. 21 Ощутите дважды боль буквы «О» и цифры «О», схожих с виду, а сердцами сетующих на юдоль за барьер меж близнецами. 22 Я как некий шар-изгой на виду у шестилузия бьюсь об стенки головой. Ах, не к лузе ли седьмой вырываюсь, будто к музе я? 23 Танцую с малышкой Марго не танго, увы, а тангó и после «Слезы комсомолки» смакую сонет на арго о ней, что раздета с иголки.
СРАВНИТЕЛЬНАЯ ТАНКА Б. Ханукаеву Чем от берега дальше, тем внедряюсь я глубже в разлуку, помня тех, кто помянет, если не выплыву, всплыв.
ИЗ ЦИКЛА «ШЕСТИСТРОЧЬЯ» 1 Лес поник и созерцал не вслух жёлтые листы трагикомедий. Вне меня или во мне как дух тишь творит стихи из междометий. Если рядом дышит кто-то третий, это бог, иль леший, иль лопух. 2 Ах, райское чадо, я детище чада, ты живопись сада, я корни, но пня. Зачем тебе надо ко мне и в меня? 3 Пишите просто, поэтесса, и ново. Воспойте просо и балбеса иного. 4 Увы, не под машины, а лишь в умы и в души подкладывают мины эфирные кликуши, тылы, затылки, спины, бодая через уши. 5 На виду, где хвалятся обычно, только попугай по-шутовски призван говорить самокритично очевидной правде вопреки. «Попугай – дурак», – гласит он лично, но согласны с ним лишь дураки. 6 В приступе вдохновенья жажду уединенья в тереме иль в шалаше, чтобы и к вам для общенья не возвращаться уже, разве что в снах и в душе. 7 Я жду его, а ты вполне востребуешься и милашками, одаривая их поблажками, как он, кто дарит при луне всегда и ныне, но не мне свою симпатию с ромашками. 8 В лексическом лесу за русскую красу и ныне трын-траву люблю я с первой встречи и слушаю ау как душу русской речи. 9 Лексически влюбляюсь в иностранок: кокоток, шансонеток, куртизанок, но даже гейши, нежащие слух, не затмевают наших потаскух, но всех милее всё-таки давалка, которая вне лексики, а жалко. 10 В России как сущий поэт, подобный бомжу и подкидышу, совью о семитке куплет, чьи губки, взывая иль нет у Волги к ивриту и к идишу, опальны на вкус и на цвет. 11 Когда Адам у Евы за ребро берёт проценты, а поэт Рембо готов служить базарному вельможе не как Иуда, но за серебро, учти, что это меньше, чем негоже, но с русским апокалипсисом схоже. 12 Я кляксой поверх многоточья с костями кавычек и скобок воистину с богом бок о бок в утробе его полуночья, но в полдень мои святострочья для цензора вроде подъёбок. 13 В лазурной розе луч напевности, и новизны, и задушевности, а по ночам богоугодие и жажда неба вплоть до ревности, увы, лишь это благородие у роз на уровне царевности.
ИЗ ЦИКЛА «СЕМИСТРОЧЬЯ» 1 Любую боль снимает медицина, но не в родильнях, где из года в год господь карает Еву, а причина лишь в том, что с нею первый как мужчина был не Адам, а божий антипод, под кем она наисладчайший плод сначала ртом, а после триедино. 2 Пресвятые небесинки – это даже не росинки и тем более не льдинки, не снежинки, не дождинки, что роняет не господь, чьи особые слезинки в дух поэта, а не в плоть.
ИБЕРИЯ «Не пой, красавица, при мне ты песен Грузии печальной», чья сольная краса вполне подобна песне изначальной. При златоустой тишине в ночи разлучной и прощальной не пой ни Пушкину, ни мне ты песен Грузии печальной.
ПА РОЛИ Во мраке нет свечи, лишь исповедь затишья, где спутались лучи трёхфразья и трёхстишья. На весть о том, что свет желаннее чем воля, я вымолвил ответ не из того пароля.
ТРЕЛИ На вьюжной акварели смалюй свои апрели и спровоцируй трели на попранных губах. Ах, освяти метели, чтоб свято оречели немые пух и прах под музыку без дрели. Ах, раскачай качели в чехле виолончели, чей дух во мне зачах.
ХОРЕЙ Мне и Рось превзойти удалось на пути меж авось и ахти, обрести свою ось, но в сети, где лосось и почти всё тряслось. Всё, учти, вкривь и вкось.
ЛЮТНЯ В сожительстве с родиной так лжеуютно, что даже не хочется гроба. Слоняюсь на рынке слюнтяев как лютня и сею мурашки озноба. Большая медведица с мишками в спячке, лишь я предвещаю пророка, но голубоокая знать и соплячки галдят и глядят голооко. Я гордо удрал бы от рыночной своры надолго хоть в прорубь, хоть в пекло, коль не были лютики рядом, чьи взоры ласкали мне душу, ах, бегло. Весь вечер во мне небеса моросили, вокруг становилось безлюдней. Зачем ты меня сотворил для России не гуслями, бог мой, а лютней?
|
|
|
© khanmagomedovy |