Айдын Ханмагомедов. «Брызги из фиала». Дербент, Издательство «Типография № 3», 1996, 40 с.

 

Айдына Ханмагомедова нет надобности подробно представлять дагестанским стихолюбам, которые уже давно воспринимают его как поэта-новатора. Достаточно напомнить, что он является автором русских газелей, российских рубаи и хокку, акротелестихов и каламбуров, перевёртышей и неологизмов.

Он обладает редким даром проникать в сердечные глубины и говорить о самом сокровенном искренне и доходчиво. Его искромётная лирика обжигает читательскую душу, облагораживает её и окрыляет. Филигранно владея техникой русского стихосложения, он порой предпринимает дерзкие попытки выйти за рамки традиционализма, чтобы облачить мысль в иные поэтические формы.

«Брызги из фиала» – это восьмой сборник неофициального стихотворца, которому нынешней осенью исполняется полвека. Беру на себя смелость от имени многочисленных поклонников поздравить Айдына Асадуллаевича с наступающим днём рождения.

Насим Тагиров, журналист

 

ИЗ ЦИКЛА «СЛУЧАЙНЫЕ ТРЁХСТРОЧИЯ»

1

Хокку ­­– это по-японски

три строки, в которых мысль

строк на сто, а миг навеки.

2

Мы и овраг преобразуем в холм

и смотрим на шпану, что наверху,

как будто с пьедестала.

3

Талант тангует и под вальс,

вальсирует под танго,

но не под гимн как гений.

4

Прости коллегу, Афанасий Фет,

чей сборник обменял я на махорку,

а родину простим уже вдвоём.

5

Духовная российская граница

не властью защищается, а мной,

кто и невластен, и небездуховен.

6

Последняя не в алфавите буква,

а в бесконечном имени «Россия»

я личность, я поэт, я гражданин.

7

Шамиль затмил бы и Хаджи-Мурата,

когда бы тот на яркую погибель

не напросился, как на комплимент.

8

Не эмигрируй из меня, Россия,

и сердце мне предательским поступком

не сироти и не опустошай.

9

Гримироваться можно и под Зевса,

но лишь не обезличиваясь, словно

он сам загримирован под тебя.

10

Прощай, песнопевец Высоцкий,

а неологизм «недопевец»

и есть некролог о тебе.

11

Поёт Россия с ностальгиею,

и я впервые слышу, как

тоскует родина по родине.

12

От лавровенчанного блюда

остались косточки бараньи,

лавровый лист и пустота.

13

По весу он тяжёл, как бес,

а вот по бесу, что в поэте,

он слишком лёгок для меня.

14

Как российская раса

без расистской России

я как дух вне себя.

15

Ты видишь день, но он имеет тень,

которую не видишь ты, а я

улавливаю и оттенок тени.

16

Изнутри мы не знали его,

за которого бились, и вот

дали евнуху право жениться.

17

«Уже рукой подать»,­ –

ответил мне безрукий,

сопровождавший нас.

18

Он тих как плач, она как смех

у вербы, где и перевёртыш:

он верба, но она бревно.

19

Две женщины и я

любимы не любя

и любим нелюбимо.

20

Влюблённые впали в любвизм

и пьют из нательных фиалов

вино поцелуйного цвета.

21

Опять «на все четыре» гонишь вон,

хотя у мира шесть сторон, и в землю

я кану, если в небо взовьюсь.

22

Мы соловей и свечка,

мы мотылёк и роза,

мы свастика любви.

23

Все трое мне шепчут о Трое:

Парис, Менелай и Елена,

которая нынче в Москве.

24

Я много раз в Ширазе не был,

но каждый раз я не бываю

в Ширазе будто в первый раз.

25

На сотни таборов, ах,

поющих совсем неплохо,

один лишь певчий цыган.

26

Наши души тоже говорят,

только души женские с акцентом

и на диалектном языке.

27

За убелённым окном

снежная ночь как брюнетка

с другом своим белобрысым.

28

Заря к утру как алое вино,     

что вытекло из треснутого неба,

похожего на раненый фиал.

 

ИЗ ЦИКЛА «РОССИЙСКИЕ РУБАИ»

1

Рубай – это вспышка на пике куста,

рубай – это миг с поцелуем в уста,

рубай – это целая жизнь рубаиста

и вся биография в четверть листа.

2

Цветут уста и завлекают как

обычный, а не опиумный мак.

Целуя их, не погружаюсь в одурь

и умничаю с девой как дурак.

3

Не пей, поэт, и не блуди в стихах,

раз трезвенник ты в жизни и монах.

Не будучи способным трогать душу,

не щекочи желудок мой и пах.

4

Мне чужд духан с заречным шашлыком,

с заморским, а не русским коньяком

и с юною танцовщицею Машей

с запудренным у глаза синяком.

5

Старый луг зацвёл не напоказ,

где давным-давно и только раз

ты со мной под синевзорым небом,

я над небом синевзорых глаз.

6

Забудь про лифчик, милая, и будь

в бюстгальтере, который высит грудь,

не покрывает, а приподнимает

и даже рекламирует чуть-чуть.        

7

О девица, будьте мне

незнакомкою без «не»

из любви не к незнакомцу,

а к словесной новизне.

8

Люблю тебя, как свечка мотылька,

всей пламенной душою, но пока

не лезь мне в душу, чтоб не опалиться,

люби с подножья, а не свысока,

9

Зачем о ширазке ты пишешь муру

и просишь чадровую сбросить кору?

Уж если ты в силах заглядывать в душу,

то глянь по-есенински и за чадру.

10

Целована лишь гениями муза,

а все таланты для неё обуза,

я целовал в уста её и грудь,

а редкий гений вправе и под пузо.

11

Ей всласть и качка, но плевки мои

она лишь с чудом сравнивает и

святится под плевками окрылённо

на пике счастья, в полузабытьи.

12

На близость с нею снимется табу, 

коль расшифруешь ты, но не судьбу,

а просто женской сути закорючку,

которая как златопись на лбу.

13

После чая, милая моя,

из обёрток платья и белья

вынься, как из фантика конфетка,

как сосулька к чаю бытия.

14

Непевчий мотылёк-самоубийца,

ты выше, чем пернатая певица,

которой и до солнца высоко

и до свечи, увы, не опуститься.

15

Серый ум у вас, кума,

а цветистого нема,

вы без зауми и как бы

без изюминки ума.

16

Я не кивнул в ответ вельможе,

поскольку он из лужи в ложе,

о чём свидетельствует грязь

не на ботинках, а на роже.

17

Мой юный друг, об этом и о том

толкуешь ты разумно с мудрецом,

которого не понимаешь, ибо

он говорит двуумно об одном.

18

Рубаисту на четыре строчки

мысли не хватило, а не ночки,

ибо мысль мыслишкою была

и кончалась далеко до точки.

19

                                               А. Фарухову

Будь немного осенним средь лета,

но без умысла только и где-то

средь бесчисленных жёлтых дождинок

будь дождинкой нежёлтого цвета.

20

Свали-ка, Россия, на чашу весов

генсеков с останками их же томов,

на чашу другую поставь для сравненья

Серёжу Есенина с парой стихов.

21

                                               Д. Гусейнову

Ты приходил в опальный дом поэта

как весть о том, что песнь моя не спета,

и каждый раз мне облегчал побег

из быта, из неволи, из-под вето.

22

Я тайно обзавёлся шалашом,

чтоб изнутри утробным малышом

будить Россию, в ком уже не стыдно

и впроголодь мне жить, и нагишом.

23

Пиши, малыш, многострадально,

исповедально и фатально,

чтобы потом из-под земли

трясти землян высокобалльно.

24

Без подтекста, о муза, и ты не мила

и художника длань не синоним крыла,

будь, как лунная полночь, почти белобрыса

и, как хмурое утро, не очень бела.

 

ИЗ ЦИКЛА «ВЕРЕНИЦА ЧЕТВЕРОСТИШИЙ»

 

ПИСЬМО

Пари душа, и не чуждаясь риска,

венчай стихами прозаичный свет,

кому я адресован, как конверт,

в котором ты крылатая записка.

           

ИНЦИДЕНТ

Я ворвался хищным зверем

в самого себя, как в терем,                              

где себя же растерзал,

но и раны зализал.

 

КАЛАМБУР

Не уготовано поэту

ни по другую, ни по эту

твою сторонушку, черта,

для лёгкой жизни ни черта.

 

НЕКРАСОВУ

Прими, поэт, как пулю в лоб,

ответ на свой вопрос:

в России весел русофоб,

вольготен антиросс.

 

НАДРУБЛЁВОСТЬ

Я и греховней Врубеля,

и праведней Рублёва,

когда иду под рубль я,

но мыслю надрублёво.

 

ПОДАЧКА

Как траурна древняя тишь,

твердящая к полночи строго,

что жизнь не подарок, а лишь

подачка хотя и от бога.

 

ВРОДЕ ЭПИТАФИИ

Я изначально как поэт,

отвержен вами, и обкраден,

и всё же не сведён на нет

как эта кисть без виноградин.

 

НАСЛЕДИЕ

Останутся не строчки-выкрутаски,

а строчки, что сражают наповал,

которые не бог продиктовал,

но созданы не без его подсказки.

 

В ГРЯЗИ

Высовываясь для показа

и затмевая всё вблизи,

блестело золото в грязи,

в которой не было алмаза.

 

НОВАЯ ПОГОВОРКА

О родина, лишь ты одна на свете,

опровергая поговорку вновь,

в душе моей умеешь сеять ветер

и пожинать не бурю, а любовь.

 

РИТОРИЧЕСКИЙ ВОПРОС

Былой поэт, былой поэт,

а швы на каменной сорочке,

которую надел Дербент,

не ваши ли немые строчки?

 

ОДИНОКОСТЬ

Дербент – бездругий уголок,

где я как с другом близким

как будто отбываю срок

с Бестужевым-Марлинским.

 

ПУСТОЙ НОМЕР

Набрал я номер Лазаря Амирова,

забыв, что он в Израиль эмигрировал,

а может быть, уже и в мир иной.

Ах, что со мной? О, Лазарь, что со мной?

 

РУСЬ

И совесть у неё, и стыд,

и светлая тоска.

Люби её за смех навзрыд,

где плач исподтишка.

 

ДВОРЯНСКИЙ НАЛОГ

Не государству я плачу налог,

а родине, и не рублём, а кровью.

Но фининспектор, склонный к пустословью,

меня никак уразуметь не мог.

 

ОСЕННЕЕ НАЗИДАНИЕ

Депутатка-осень, как на небе синь,

замути нам очи, души покручинь.

Золотые листья, травы и цветы,

как любой чинуша, укради и ты.

 

ОБРАЗ

Ты на меня с креста

глядишь как будто с пика,

где и молчат уста,

и тишь слышнее крика.

 

МЛАДШИМ РОВЕСНИКАМ

Земная жизнь, а до неё утробная,

а за земною будет и загробная,

но у меня была и дозачаточная,

загадочная жизнь, полуразгадочная.

 

ЗАКАДЫЧНЫЙ КУПЛЕТ

Эх, напиться бы в шашлычной,

где внезапная тоска

о подруге закадычной

как клинок у кадыка.

 

ЮБКА

С пренебрежением к тряпью

давай, дитя моё,

мы в слове «юбка» букву «ю»

заменим буквой «ё».

 

НАТУРЩИЦА

Она превыше всяких слов

не с шапки до сапог

и не с дублёнки до трусов,

а с головы до ног.

 

НЕ БОЙТЕСЬ!

Когда в ночи возникну, как кинжал,

который убивает наповал,

не бойтесь и не будьте осторожны,

я к вам явился, милая, как в ножны.

 

ЗОВ

На погосте пустынно, но слышится зов,

будто там под землёй по старинке

мертвецы окликают наземных жильцов,

по которым справляют поминки.

 

ПАМЯТИ ЦВЕЙГОВ

И Цвейг мне дорог, и его жена

в супружеских объятьях после яда.

А ты однажды ночью как она

пошла бы мужа провожать до ада?

 

КАЛАМБУРНЫЙ АВГУСТ

Вот и входим в август, ой,

в лес не редкий, а в густой,

где с осины не Иуда ли

свис без ропота и удали.

Август путаней узла,

как добро в плену у зла,

у него цветы под ножками,

часто схожие с подножками.

 

МАРИЯ

Как безденежный бард,

я и в мае осенник,

для кого листопад

золотистее денег.

Да и ты не нутром,

а извне деньгоманка,

в ком невидимым дном

изнывает изнанка.

Я задумчив, как ночь,

ты светла, как берёзка,

и к тому же точь-в-точь

богоматери тёзка.

Снова громко молчишь,   

как во мне одностишье,

и наводишь на тишь,

за которой затишье.

Снова в денежный блуд

уползаешь крылато,

чтоб под тосты Иуд

богохульствовать свято.

Всюду ночь и покой,

а себя не уйму я,

всю Россию с тобой,

как заика, рифмуя.

 

ВДОГОНКУ

Лётная погода радужной дугой,

так что прочь отсюда пущенной стрелой.

Долети до хаты, что за три версты,

где вчера с другою целовался ты.

Ой, не сердце стонет, плачется не мне,

то роса шальная нынче на окне.

Для меня разлука просто трын-трава,

то стреле вдогонку стонет тетива.

 

ШАРЛАТАНКА

Обнимала будто танговала

в одичалом цветнике,

где роса как брызги из фиала         

и светляк на светляке.

Опасалась, видимо, супруга,

как внезапного ножа,

но была, как девочка, упруга,

ненасытна и свежа.

Что ей нож, взметнувшийся над танго

и над нею в цветнике,

если это полночь-шарлатанка

с тонким месяцем в руке.

 

В АЛЬБОМ

У вас лазурные глаза,

способные без шутки

восприниматься спьяну за

лесные незабудки.

У вас уста похожи на

застывшие на лике

две струйки алого вина

из дикой земляники.

 

ДАМСКИЙ СОНЕТ

В полночной лодке, словно в колыбели,

Отчалю, и взмолюсь, и зареву,

И, бросив в воду вёсла, поплыву

По быстрому течению без цели.

Коль буду я услышана тобою

И ты возникнешь вдруг на берегу

С ответом на последнее ау,

То я взовьюсь над собственной судьбою.

На голос твой и не во имя счастья,

А просто так из лодки роковой

Я выброшусь до встречи со скалой

И приплыву опять в твои объятья.

Но где ты? Где же? Вырви поскорей

У смерти жертву, мчащуюся к ней.

 

НИМФЕ

Мне в дружном дуэте не с вами

поётся разлучно и сольно,

что очень не нравится даме,

которой от этого больно.

Дарю ей за строчкою строчку

и грею под танго устами.

И всё-таки мне в одиночку

танцуется в паре не с вами.

 

КАЛАМБУРНЫЕ РИФМЫ

Куда её ни день,

она на берегу,

её не первый день

я в сердце берегу.

Она дитя почти

и утренняя рань,

которую почти,

гуляка, и не рань.

 

ГРАМОТЕЯМ

Для вас ли русский язык

и эховость русского слова?

Приблизьтесь к звукам впритык

и вы не учуете снова,

то ль эхом раздастся «эх»,

то ль «эх» продиктуется эхом.

Для вас и завет не ветх,

хоть речь о завете о ветхом.

Для вас в землице морковь

не евнуха часть и не клизма,

у вас в словаре любовь

любвистики без и любвизма. 

© khanmagomedovy

Создать бесплатный сайт с uCoz