Айдын Ханмагомедов. «Окно в росе». Дербент, Издательство «Типография № 3», 1998, 36 с.
ИЗ ЦИКЛА «КАЛАМБУРНАЯ ЛИРИКА»
СПЛОШНОЙ КАЛАМБУР Уста ли устали? У ста ли у стали?
ФИЛОСОФСКИЙ КАЛАМБУР Нет истины в вине и в героине, но есть в голубоглазой героине, которая сравнима с незабудкой, да и живёт в душе, а не за будкой.
ПЁСИЙ КАЛАМБУР Лает пёс в моём бреду, где я с девочкой бреду, у которой зреет стать с волей женщиною стать, но взираем мы на пасть, где зубастая напасть вся готовится напасть.
ИСПАНСКИЙ КАЛАМБУР Увы, до беспамятства вплоть мне душу лобзаньями в плоть пьянишь ты, счастливя и муча под «бэса мэ, бэса мэ муча».
МОЛОЧНЫЙ КАЛАМБУР Ветка похожа на сук, юная дева на сук, чья млекожадная свора слижет последнее с вора. Я ей намёком про пах, что молочишком пропах, ну и застыну под носом млекоточивым подносом.
ЧАЙНЫЙ КАЛАМБУР Пью и пьюсь, души не чая в деве, жаждущей не чая, льнущей губками к устам и подмышечным кустам.
ХАНСКИЙ КАЛАМБУР Не гарем, а изба б, где молодка из баб, где я сердце отдам и избавлюсь от дам из продажных столиц, где у самок сто лиц и стозвучны уста у одной и у ста.
ГРАФСКИЙ КАЛАМБУР Заря в окошке, как вино в графине, румянит лист с персидскою газелью, которую я посвящу графине, что схожа с грустноокою газелью.
БАБИЙ КАЛАМБУР Даже дождь сухой в шалаше, где есть твой котёл с ухой, чтоб в обнимку есть, и с вином сума, чтоб сходить с ума.
АНГЕЛЬСКИЙ КАЛАМБУР Ты так светла, как ни одна окрест, и так свята от самых пят до темени, что грешник обжигается о крест, целуя грудь, белеющую в темени.
ИНТИМНЫЙ КАЛАМБУР Я всегда смирялся с роком, но зачем тюремным сроком награждён за плен у тех романтических утех, где у каждой самки с меха рвал по волосу без смеха и без выгоды, а так после паховых атак.
ПОЦЕЛУЙНЫЙ КАЛАМБУР То с трепетным смаком, то друга в объятьях душа, как лилия с маком, целуется с сердцем душа.
ОХОТНИЧИЙ КАЛАМБУР Тур боднул меня при Вале, был я с нею на привале. Пролежал я целый месяц, мне светил в окошко месяц. Вспоминалась мне охота, отпадёт ли к ней охота иль, охотничья натура, я опять пойду на тура?
СПОРТИВНЫЙ КАЛАМБУР Как форвард, жду и жажду гола я но лишь к утру вратарша голая, с которою я также гол, впервые пропускает гол.
ДИССИДЕНТСКИЙ КАЛАМБУР Александру Гисцеву Опять беззубая досада ведёт поэта, но до сада, где лицемерные уродины крадут последнее у родины. Я сторожу в лицо, что вор он, но попадаю в чёрный ворон и даже в камеру, где сутками опять я с урками и с утками.
ТУМАННЫЙ КАЛАМБУР Туман не душ, а только пар для тел и душ влюблённых пар.
ГРУСТНЫЙ КАЛАМБУР Изнутри, как мячик камерный, лопнул я, но вряд ли стих, если мой напарник камерный слышит мой тюремный стих и мотив из сердца камерный.
МЕМУАРНЫЙ КАЛАМБУР Угасший после брака наш пламенный роман как наспех, но без брака написанный роман.
ПОСЛЕДНИЙ КАЛАМБУР Не в роду своём, а в роде я юродивого вроде. Я подземнее небес, но не ангел и не бес. Мне на губы и на веки пало зарево навеки. Я под небом не у дел, у меня иной удел.
НАЗИДАТЕЛЬНЫЙ КАЛАМБУР Завлекай жену и в гимн, и в оду, но не в чудодейственный рубай, где не с нею пей шальную воду и блины не тёщины рубай.
ДВА РУБАЙНЫХ КАЛАМБУРА 1 За пляжем и косой пронёсся дождь косой и ослезил милашку с распущенной косой. 2 Евдокии Туровой Подобно ноевцам и Ною, я в ньюковчеге жду и ною над Русью, что объята вся не той пучиной, а иною.
ИЗ ЦИКЛА «СЕМИСТРОЧЬЯ» 1 Я понял, что само слезоточиво оконное трюмо передо мной, в котором отразилось безречиво творение с зарёю и с луной, но только без ушелицы ночной и дождика, который не учтиво прошёл, как незнакомец, стороной.
2 Пунцовые уста малышки как будто маковые вспышки с душистым опием эротики, но мы лишаем их экзотики, когда, глупея от глупышки, дурманящей без передышки, совсем пунцовые наркотики.
3 Я жажда и желание дождить, а ты внизу цветистая идея, постельная лужайка, но и фея, которую не смогут облудить на уровне моём или Орфея, поскольку не сумеют убедить, что сено на сегодня орхидея.
4 На аварском немыслим сонет, невозможны газель и рубай, то есть рифмы для этого нет, но облупленный русский поэт, а по сути рифмач-краснобай превращает почти в триолет долалай, долалай, долалай.
5 Рубец не компас, а его подобье, хотя ни то, ни сё для дурачья, не в дебрях выручалочка твоя, а там, где начинается бестропье, где ты войти в бескрайние края уже решил однажды как судья и ранил лоб, вернее, узколобье.
6 Не греша и опять не греша, я расслабил в себе крепыша и поник головою устало, головою совсем не вассала, тем не менее совесть-душа уязвлённо на цыпочки встала и меня изнутри искромсала.
7 Как поэт, что смолоду ни к селу, ни к городу, а на фронте трудовом ни к серпу, ни к молоту, я продам отцовский дом и умру с тоски о том, что не умер с голоду.
8 Под храп отчизны темнит поэт, чей мглист обет уйти из жизни в один момент за уйму лет до судной тризны.
ИЗ ЦИКЛА «СЛУЧАЙНЫЕ ТРЁХСТРОЧИЯ» 1 Ах, с первого взгляда влюбившись в мой мыльный пузырь, и поныне кукушка тоскует о нём.
2 Вольготничает зябь с корабликом, а глубь томится как и якорь.
3 Мне нравится не брань на поле брани, а схожие с ромашками и наши, и вражеские сёстры милосердия.
4 Вся женственность на миг как на ладони, когда, кормясь, счастливит до оргазма кормилицу родной молокосос.
5 Ты вымолвила: «Ах», а я расшифровал: Айдын Ханмагомедов
6 В румянце и мурашках вся скрытая ранимость веснушчатой души.
7 Иван-да-марья как цветок и памятник, как Русь в миниатюре, где вдвоём Иван Четвёртый и Марьям Темрюковна.
8 Во мне амур как всякий лучник, кстати, не в силах застрелиться, но ему и тетивы на петлю не хватило.
9 Мне душно в гуще дней, где судный день меня ревнует к повседневности.
10 Трибунные стихи гораздо ниже, чем прошёптанные строки.
11 Ни денег и даже ни лавров, авось, обменял бы на сено, а сено продал бы ослам.
12 Подобранный мною окурок просился в мундштук из боязни обжечься о губы мои.
13 Пиши меня в профиль, художник, и если не в левый, то в третий прикрытый лицом полулик.
14 О мягкости твёрдого знака спроси проницательным взором у азбуки русской души.
15 Я весь исколот изнутри, во мне и сам татуировщик уже расписан, но извне.
16 В заглавии «Мой Дагестан» поставь восклицательный знак и мой, подлежащее мойке.
17 Фабричная лира из золота и даже из платины лира дешевле чехла на ниспосланной.
18 Загляни в пчелиный анус и увидишь рот льстеца, можно и наоборот.
19 Молчанье для льстеца, упавшего с ходулей, не злато, а костыль.
20 Ночной капели аритмия как бездыханной тишины и как моё сердцебиенье.
21 Прощай, недопетая родина, прощай на века и до дня, когда ты возжаждешь допева.
22 В классическом хокку семнадцать слогов, а эхо за точкой.
23 Осколками музыки ранив меня, разбилась пластинка.
24 Мы с юной девою как пень и ветка, на пне воскресшая.
25 Ты видишь молнию, не видя в ней как в щели мгновенный лик.
26 Был редкий слон, но из-за муходелов вне красной книги был.
27 Ты за шторой платья как окно с закрытой форточкой пупа.
28 Есенин родину любил до устали, а я и после.
ИЗ ЦИКЛА «РОССИЙСКИЕ РУБАИ» 1 Прости Россию, милостивый бог, за то, что спьяну рыщет без дорог, не отзываясь сыну, кто смиренно простил её, но отрезвить не смог.
2 В двухтомнике бога листок за листком лишь первый живыми читается том, но я полумёртвый читатель, который уже посягнул на листок во втором.
3 Опальный соловей перед отлётом колодец хана посластил помётом в угоду ртам, что травят соловьёв, а после кал их объявляют мёдом.
4 Я больше не буду у Данко в долгу, когда ретивое, как факел, зажгу и там, где не видно ни зги россиянам, узрю, наконец, эту самую згу.
5 Я живу в самом себе, как жар-птенчик в скорлупе, где шепчу ли инстинктивно иль молчу о предсудьбе.
6 Андрею Голицыну На родословном древе, как орлица, сидит внизу праматерь и стыдится, что на верхушке древа петушня утраченной орлиностью гордится.
7 Пылает и жаждет ночная кровать, где жаждущей деве ну как не пылать, когда ей мерещится чудо-источник и слышится в темени пьющая мать.
8 Не называйте мужа третьим лишним, а лучше величайте третьим ближним и чтите наш ноктюрн о четверице, где первого не я назвал всевышним.
9 Блудливой розе даже невдомёк, что мой эпитет вовсе не упрёк, а лишь намёк на похоть однолюбки, под кем один и тот же стебелёк.
10 «На тебе сошёлся клином белый свет», а в меня клинком вонзился твой ответ. Я сказал тебе, отнекиваясь: «Да», ты промолвила, поддакивая: «Нет».
11 У меня и музы пузовые узы, а стихи, что тешат вас, наши карапузы.
12 Хайям взлетел на высшую верхушку, а я взлечу коллеге на макушку, когда российский выпалю рубай и раню им персидскую частушку.
ИЗ ЦИКЛА «ВЕРЕНИЦА ЧЕТВЕРОСТИШИЙ»
НОКТЮРН Российские чёрные очи, открытые настежь, и ныне ты, реквием ночи, слезою ненастишь.
СЕРДЦЕВИНА Не всякому сердцу дана сердцевина, чья плоть невелички и дух исполина рождают не стуки, а вздохи и стоны, так стонут, вздыхая, ночные иконы.
НОВАТОР Постукивает сердце по старинке, но мнится, что на пишущей машинке без устали печатает новатор, при ком я лишь дублёр и плагиатор.
МОДНЫЙ ПАТРИОТИЗМ Вельможи любят родину умеючи, а мы в ура-патриотизме неучи. Ах, кстати, ныне ветхое «ура» меняется на «секс» и на «дыра».
ПРЕДАТЕЛИ Россия-мать, пока мы без хлыста, вокруг чинуши и предприниматели не лучше, чем Иуда для Христа, и хуже, чем Пилат для Богоматери.
ПЬЯНЧУГА Он тоже вспрянет ото сна, чтоб выказать горячку, опохмелиться допьяна и погрузиться в спячку.
ПАМЯТИ ВСЕВОЛОДА ГАРШИНА Необычайны в русской летней ночи не млечный путь и даже не луна, а только очи, гаршинские очи, чья ночь и без просвета, и без дна.
ЛАПШОВЫЙ ОБМЕН Снова уступаю торгашу, кто за третьесортную насущную требует не всякую наушную, а высокосортную лапшу.
ВЗГЛЯД ПЛАТОНА По незнакомке, что возникла рядом, прошёлся я небезответным взглядом, в котором души, опьянев без пьянки, сошлись на целый миг, как лесбиянки.
СПИЧКИ В фойе, где на миг толкотня, зарделась девчонка бессловно, чьи груди по чиркалу словно прошлись и зажглись от меня.
СПЯЩАЯ ДЕВА Рассвет и уже на кровати линяет ночная картина, где та, что пришла на закате, не грешница, а ангелина.
НА РЫНКЕ Букеты в руках продавца как нимфа и фея в единых объятьях самца, самца и плебея.
МИГ Влюбляюсь прощально в приветливый девичий лик и в миг, где реально подножье восходит на пик.
ИДЕАЛ Ты превыше земных мадригалов и од и обычными средствами невыразима, ибо как бы летишь над поэтом и мимо, если даже позируешь рядом и под.
АРКАН Уже заря, уже окно в росе, уже пора, но я с уходом медлю, хотя в твоей арканящей косе уже предвижу роковую петлю.
|
|
|
© khanmagomedovy |