Айдын Ханмагомедов. «Четвертованные чувства». Дербент, Издательство «Типография № 3», 1999, 74 с.
Айдын Ханмагомедов является иным, совершенно иным поэтом, владеющим необычным жаргоном и переводящим с него на русский язык перевёртыши, неологизмы, каламбуры и другую препоэзию, о которой сам он сказал так: Я чую препоэзию, а это заумный бред, забуквие словес и редкой ночью на мольбу поэта узорчатые отзывы с небес. Она почти не пишется, а пышет и одаряет радужной дугой, где каждый звук неугасимо вышит не здешней нитью, тамошней иглой. Такое произведение мог изобрести только препоэт, умеющий исповедоваться устами подсознания, излагая мысли, до него не озвученные. Я не творил, а лишь переводил шедевры с необычного жаргона, когда не я, а некто из светил пророчил ими с чёрного балкона. Увы, все творения странного переводчика издаются мизерными тиражами и не доходят до многих ценителей изящной словесности, поэтому последуй моему примеру, читатель, и после прочтения вышли нынешний сборник своему иногороднему другу. Впрочем, тебе виднее, а мне остаётся напомнить, что «Четвертованные чувства» – это собранные воедино айдыновские четверостишия, причём, некоторые из них публикуются впервые. Эльдар Турабов, ценитель
ИЗ ЦИКЛА «РОССИЙСКИЕ РУБАИ» 1 Рубай – это вспышка на пике куста, рубай – это миг с поцелуем в уста, рубай – это целая жизнь рубаиста и вся биография в четверть листа.
2 Не пей, поэт, и не блуди в стихах, раз трезвенник ты в жизни и монах. Не будучи способным трогать душу, не щекочи желудок мой и пах.
3 Рубаисту на четыре строчки мысли не хватило, а не ночки, ибо мысль мыслишкою была и кончалась далеко до точки.
4 Серый ум у вас, кума, а цветистого нема, вы без зауми и как бы без изюминки ума.
5 Я живу в самом себе, как жар-птенчик в скорлупе, где шепчу ли инстинктивно иль молчу о предсудьбе.
6 Хайям взлетел на высшую верхушку, а я взлечу коллеге на макушку, когда российский выпалю рубай и раню им персидскую частушку.
7 Прости Россию, милостивый бог, за то, что спьяну рыщет без дорог, не отзываясь сыну, кто смиренно простил её, но отрезвить не смог.
8 Мне чужд духан с заречным шашлыком, с заморским, а не русским коньяком и с юною танцовщицею Машей с запудренным у глаза синяком.
9 Россия умудрится проморгать неповторимых светочей как мать, которой даже жмуриться негоже, но светочи слепят её, видать.
10 Непевчий мотылёк-самоубийца, ты выше, чем пернатая певица, которой и до солнца высоко, и до свечи, увы, не опуститься.
11 Снесла жар-птица звёзды для поэта на две луны или на два омлета, но мне не надо порции второй, я и с одной не справлюсь до рассвета.
12 Не меценат, а денежный плебей чуждался безрублёвости моей гораздо чаще, чем в его рублёвости нуждался я, кому не до рублей.
13 Я не кивнул в ответ вельможе, поскольку он из лужи в ложе, о чём свидетельствует грязь не на ботинках, а на роже.
14 Как нелюбимый патриот, я тот и даже антитот, кто так возносчиво унижен до самых низменных высот.
15 Свали-ка, Россия, на чашу весов генсеков с останками их же томов, на чашу другую поставь для сравненья Серёжу Есенина с парой стихов.
16 Я тайно обзавёлся шалашом, чтоб изнутри утробным малышом будить Россию, в ком уже не стыдно и впроголодь мне жить, и нагишом.
17 Андрею Голицыну На родословном древе, как орлица, сидит внизу праматерь и стыдится, что на верхушке древа петушня утраченной орлиностью гордится.
18 Я больше не буду у Данко в долгу, когда ретивое, как факел, зажгу и там, где не видно ни зги россиянам, узрю, наконец, эту самую згу.
19 Без подтекста, о муза, и ты не мила и художника длань не синоним крыла, будь, как лунная полночь, почти белобрыса и, как хмурое утро, не очень бела.
20 В двухтомнике бога листок за листком лишь первый живыми читается том, но я полумёртвый читатель, который уже посягнул на листок во втором.
21 Аэропорт как чёрный вход туда, куда взовьются раз и навсегда и наши души через вход парадный, предвидимый слепцами иногда.
22 Мой юный друг, об этом и о том толкуешь ты разумно с мудрецом, которого не понимаешь, ибо он говорит двуумно об одном.
23 Опальный соловей перед отлётом колодец хана посластил помётом в угоду ртам, что травят соловьёв, а после кал их объявляют мёдом.
24 Пиши, малыш, многострадально, исповедально и фатально, чтобы потом из-под земли трясти землян высокобалльно.
25 А. Фарухову Будь немного осенним средь лета, но без умысла только и где-то средь бесчисленных жёлтых дождинок будь дождинкой нежёлтого цвета.
26 Д. Гусейнову Ты приходил в опальный дом поэта как весть о том, что песнь моя не спета, и каждый раз мне облегчал побег из быта, из неволи, из-под вето.
27 Я василис премудрых покорил, поскольку превзошёл, перемудрил, но васюков не пересамодурствовал, да и васючек не передурил.
28 У меня и музы пузовые узы, а стихи, что тешат вас, наши карапузы.
29 Я настраивал музу на оду и май, но она прошептала осенний рубай, так что я не воспел тебя, майская роза, успокойся, не гневайся, не отвергай.
30 Целована лишь гениями муза, а все таланты для неё обуза, я целовал в уста её и грудь, а редкий гений вправе и под пузо.
31 Как гений и близнец пророка, я люб красавице востока, которую люблю и сам как лежебоку лежебока.
32 Зачем о ширазке ты пишешь муру и просишь чадровую сбросить кору? Уж если ты в силах заглядывать в душу, то глянь по-есенински и за чадру.
33 На близость с нею снимется табу, коль расшифруешь ты, но не судьбу, а просто женской сути закорючку, которая как златопись на лбу.
34 После чая, милая моя, из обёрток платья и белья вынься, как из фантика конфетка, как сосулька к чаю бытия.
35 Пылает и жаждет ночная кровать, где жаждущей деве ну как не пылать, когда ей мерещится чудо-источник и слышится в темени пьющая мать.
36 Люблю тебя, как свечка мотылька, всей пламенной душою, но пока не лезь мне в душу, чтоб не опалиться, люби с подножья, а не свысока.
37 Ей всласть и качка, но плевки мои она лишь с чудом сравнивает и святится под плевками окрылённо на пике счастья, в полузабытьи.
38 О девица, будьте мне незнакомкою без «не» из любви не к незнакомцу, а к словесной новизне.
39 «На тебе сошёлся клином белый свет», а в меня клинком вонзился твой ответ. Я сказал тебе, отнекиваясь: «Да», ты промолвила, поддакивая: «Нет».
40 Цветут уста и завлекают как обычный, а не опиумный мак. Целуя их, не погружаюсь в одурь и умничаю с девой как дурак.
41 Старый луг зацвёл не напоказ, где давным-давно и только раз ты со мной под синевзорым небом, я над небом синевзорых глаз.
42 Не называйте мужа третьим лишним, а лучше величайте третьим ближним и чтите наш ноктюрн о четверице, где первого не я назвал всевышним.
43 Блудливой розе даже невдомёк, что мой эпитет вовсе не упрёк, а лишь намёк на похоть однолюбки, под кем один и тот же стебелёк.
44 Монашка и не думает влюблять, но изнутри не может не вилять, не может мне, да и себе не сниться, увы, как целомудренная блядь.
45 Мне лучину-девчину зажечь не зажечь, но она загорелась, рискуя привлечь, и увлечь, и обжечь мотыльковую стаю, отбивая любимых у плачущих свеч.
46 Забудь про лифчик, милая, и будь в бюстгальтере, который высит грудь, не покрывает, а приподнимает и даже рекламирует чуть-чуть.
47 Она, позвонив, ничего не сказала, но паузу скрасила дерзко и шало своим поцелуем и криком души: « Ужель тебе этого мало? »
48 В утробе парка беженка из табора чарует в прозе ночи как метафора, воркуя и желая, чтобы я поклялся ей при Пушкине из мрамора.
ИЗ ЦИКЛА «ВЕРЕНИЦА ЧЕТВЕРОСТИШИЙ»
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЖАНРА Уж если говорить спроста, четверостишье не искусство, а четвертованное чувство на плахе писчего листа.
ТВОРЧЕСТВО Душа и мозг работают как рации, без слов, но все слова в конце концов – есть только черновые вариации их тайных и святых беловиков.
АВТОГРАФ КОЛЛЕГЕ Слово – есть оружие, но нет, никогда тебе не выйти в асы, если бог не дал тебе, поэт, мыслей, да и чувств боеприпасы.
НАСЛЕДИЕ Останутся не строчки-выкрутаски, а строчки, что сражают наповал, которые не бог продиктовал, но созданы не без его подсказки.
ПИСЬМО Пари, душа, и не чуждаясь риска, венчай стихами прозаичный свет, кому я адресован, как конверт, в котором ты крылатая записка.
ДУША И УМ Когда пустеет на уме и полнится душа потерями, ей даже теремно в тюрьме, ему тюремно даже в тереме.
СОАВТОР Я не творил, а лишь переводил шедевры с необычного жаргона, когда не я, а некто из светил пророчил ими с чёрного балкона.
ЛИРА Когда не играется долго, я верю, что лира моя на тайном ремонте у бога, во власти его бытия.
САМОАНАЛИЗ К себе, как к чужому наведаюсь, в два голоса песню спою, себе самому исповедаюсь, и дам, и возьму интервью.
СОН Разбит маяк, завалена дорога, но истина влечёт меня – и вот я мысленно взвиваюсь в небосвод и просыпаюсь, не достигнув бога.
ЗАЧЕМ? Возвысил над чернью и догмой, от грешной земли оторвал. Зачем ты бескрылому, бог мой, так много крылатости дал?
ИНЦИДЕНТ Я ворвался хищным зверем в самого себя, как в терем, где себя же растерзал, но и раны зализал.
ПОДАЧКА Как траурна древняя тишь, твердящая к полночи строго, что жизнь не подарок, а лишь подачка, хотя и от бога.
МЛАДШИМ РОВЕСНИКАМ Земная жизнь, а до неё утробная, а за земною будет и загробная, но у меня была и дозачаточная загадочная жизнь – полуразгадочная.
ЗОВ На погосте пустынно, но слышится зов, будто там под землёй по старинке мертвецы окликают наземных жильцов, по которым справляют поминки.
МЕССИЯ Когда-нибудь своё он сдержит слово и к нам на землю явится опять, где даже Русь святая не готова его сегодня встретить и принять.
ОБРАЗ Ты на меня с креста глядишь как будто с пика, где и молчат уста, и тишь слышнее крика.
РУКИ Навеки раскрыты объятья, в которые тянется люд. Но гвозди, что вбиты в запястья, сомкнуться рукам не дают.
ХАДЖИ-МУРАТ Сражённый насмерть, стал он подниматься и вновь прошитый вражеским свинцом вдруг вскинул руки, но не чтобы сдаться, а как бы помолиться перед сном.
САЛМАНУ РУШДИ Ваш сатанинский прочитав роман, я тороплюсь вам искренне признаться, что чем-то он похож на ньюкоран, написанный рукою святотатца.
ИСТИНА И ЛОЖЬ Есть уйма правд, а истина одна, на уйму кривд и ложь одна вовеки, две эти одиночки в человеке как бого-сатанинская война.
ПРЕДАТЕЛИ Россия-мать, пока мы без хлыста, вокруг чинуши и предприниматели не лучше, чем Иуда для Христа, и хуже, чем Пилат для Богоматери.
ЗАПОВЕДНИК О бедная моя страна, в наш век больной и непогожий ты вся как заповедник божий, где рвёт и мечет сатана.
ИЛИ–ИЛИ Чтобы как-то двигать перестройку по стране, уставшей от словес, нужен или мост через помойку, или очистительный процесс.
НА СОБРАНИИ Здесь не личности, а лица борются, но не со злом, а с зевотой, и со сном, и с позывом помочиться.
РОССИЯНИНУ Очищайся, друг мой, от советскости, как от красной ржавчины на светскости, и найдёшь под белой заскорузлостью то, что предки называли русскостью.
ЗИМА Снега и снега на земле, как будто Отчизна на белом операционном столе больная и духом, и телом.
НЕКРАСОВУ Прими, поэт, как пулю в лоб, ответ на свой вопрос: в России весел русофоб, вольготен антиросс.
ТВОРИТЕЛЬНЫЙ ПАДЕЖ Никто из наших летописцев, из пишущей братвы не предан родине как Гисцев и родиной, увы.
РУСЬ И совесть у неё, и стыд, и светлая тоска. Люби её за смех навзрыд, где плач исподтишка.
ЗАГАДКА Искони землица пахотная, а ещё лужайка бархатная, а ещё сторонка лапотная, даже с виду не прозападная.
ВЕСНА Голубое небо нараспашку, а земля зелёная в цветах. Вновь рядится в майскую рубашку родина смирительных рубах.
НОВАЯ ПОГОВОРКА О родина, лишь ты одна на свете, опровергая поговорку вновь, в душе моей умеешь сеять ветер и пожинать не бурю, а любовь.
ЛЕС Запутавшись в душе моей певучей, куда он сам по доброй воле влез, растерянно завыл во мне дремучий заблудший и аукающий лес.
СОРНЯКИ Цветут сорняки и собой гордятся в период цветенья, хотя и ромашки одной хватило б для их посрамленья.
В ГРЯЗИ Высовываясь для показа и затмевая всё вблизи, блестело золото в грязи, в которой не было алмаза.
ЦЕНИТЕЛЬ Говорил при мне старик-жокей, что готов немедля расплатиться за любого жеребца-арийца сотней непородистых коней.
ГОРДЕЦ Сближаться с теми, кто мудрей, ему мешает гордость, он с ними чувствует острей свою непервосортность.
КАВЫЧКИ Он красен душой и привычками и всюду стоит во главе. И красные уши кавычками всегда при его голове.
ИЕРАРХИЯ Осёл, сидящий на осле и погоняющий ослом, не удержался бы в седле, коль не был сам под ишаком.
ПОСТСКРИПТУМ Вот к пьесе «Горе от ума» две строчки нынешнего века: чем выше лоб у человека, тем он удобней для клейма.
ЛИЧНОСТЬ Ломая догмы и привычность, он в гору, если вы с горы. Жизнь – скучная игра, а личность меняет правила игры.
МОНОЛОГ Ф. НИЦШЕ Я Фридрих Ницше, я сверхчеловек, но шар земной не я, подобно рикше, умчу в ремонтный двадцать первый век, а ницшеанство с будущим сверхницше.
ВЕРНОСТЬ Иногда и вопреки судьбе следует отстаивать идею, ежели нельзя расстаться с нею без измены самому себе.
ДЕМОКРАТ Пускай сильны вы и хватки, но знайте: и он не слабак. Порой и в мягкой перчатке скрывается твёрдый кулак.
В ПЛЕНУ У СВОБОДЫ В девяностые годы я в плену у свободы, где по-доброму злюсь и свободно томлюсь.
ВЕЛИМИРУ ХЛЕБНИКОВУ Ты строчка «Свобода приходит нагая», в которой так просто и так неспроста звучат триедино, мой слух обжигая, свобода, пришествие и нагота.
ШТАНЫ Почти десятилетье, ах, я в демократии и в рынке как будто в розовых штанах, где ни карманов, ни ширинки.
ТОЛПА Толпа всегда останется толпой, к тому ж не сможет без опеки грозной и не свободной станет, а бесхозной она при демократии любой.
ЦВЕТНАЯ УТОПИЯ Чтобы из коричневых развалин возрождалась красная империя, срочно нужен синеглазый Сталин, а в придачу белокурый Берия.
РАБЫ Я разрезал грушу пополам и узрел, как у неё во чреве отшатнулись от свободы черви, не чета ли эти черви нам?
ОТВЕТ НА ВИЗУ Государство словно отчим злой, от кого, увы, не убежать, ибо невозможно взять с собой Родину – страдающую мать.
ДВОРЯНСКИЙ НАЛОГ Не государству я плачу налог, а родине, и не рублём, а кровью. Но фининспектор, склонный к пустословью, меня никак уразуметь не мог.
МОДНЫЙ ПАТРИОТИЗМ Вельможи любят родину умеючи, а мы в ура-патриотизме неучи. Ах, кстати, ныне ветхое «ура» меняется на «секс» и на «дыра».
ИХ ИДЕЯ Не разрушать, а разрусить, не потрясать, а потрусить, сбить с толку и свести с ума, чтобы разрушилась сама.
ПРЯНИК КЕСАРЯ Пускай он пышный, аппетитный, мятный, но ты попридержи его у рта и вдруг почуешь привкус неприятный, похожий на предчувствие кнута.
РОССИЙСКОСТЬ Гибридная арийскость, альпийскость у подножья, верней, у трёхдорожья и есть сама российскость.
НЕВОЗМОЖНО Элиту до толпы, как до земли, сумели опустить вожди-бандиты, но как ни бились, так и не смогли толпу возвысить до былой элиты.
ИСПОВЕДЬ КАРЛИКА Я карлик, но знайте, что не от природы, скорей из-за низкой и злой несвободы. Башкой упираясь в её потолок, я дальше расти ни на йоту не смог.
РАЗНЫЕ МАСТИ Даже будучи фигурой, я в игре с номенклатурой вновь и вновь, как туз иной, бит шестёркой козырной.
ЖАЛОБА ШАШИСТА Я в шашки играю недурно, а наш исполком бескультурно. За что меня в тесной квартире он держит, как шашку в сортире?
ВРОДЕ ЭПИТАФИИ Я изначально как поэт, отвержен вами и обкраден и всё же не сведён на нет как эта кисть без виноградин.
НАДРУБЛЁВОСТЬ Я и греховней Врубеля, и праведней Рублёва, когда иду под рубль я, но мыслю надрублёво.
ЛАПШОВЫЙ ОБМЕН Снова уступаю торгашу, кто за третьесортную насущную требует не всякую наушную, а высокосортную лапшу.
СЕРДЦЕВИНА Не всякому сердцу дана сердцевина, чья плоть невелички и дух исполина рождают не стуки, а вздохи и стоны, так стонут, вздыхая, ночные иконы.
НОВАТОР Постукивает сердце по старинке, но мнится, что на пишущей машинке без устали печатает новатор, при ком я лишь дублёр и плагиатор.
РИТОРИЧЕСКИЙ ВОПРОС Былой поэт, былой поэт, а швы на каменной сорочке, которую надел Дербент, не ваши ли немые строчки?
ОДИНОКОСТЬ Дербент – бездругий уголок, где я как с другом близким как будто отбываю срок с Бестужевым-Марлинским.
ПУСТОЙ НОМЕР Набрал я номер Лазаря Амирова, забыв, что он в Израиль эмигрировал, а может быть, уже и в мир иной. Ах, что со мной? О, Лазарь, что со мной?
РОДИНА Весь Дербент, как грустная страница, нараспев читается с холма. На одной окраине – больница, на другой окраине – тюрьма.
ПАМЯТЬ Я тленен, но вечен Дербент, в чьей памяти татуировкой в надежде предсмертной и робкой я выколю автопортрет.
ПОСЛЕ ЖИЗНИ К прощенью склоняя людей, не к скорби, а только к прощенью, я буду простившею тенью, скорбеть у могилы своей.
НА РАСПУТЬЕ Хоть ты прямо, вправо, влево, но от маминого чрева все дороги пролегли к чреву матушки-земли.
О БЕДНАЯ МАМА… О бедная мама, как живо ты спишь, не просто молчишь, а напевно и миру своё пробужденье сулишь, как мёртвая в сказке царевна.
АКРОТЕЛЕСТИХ Мир без тебя – чужой бездругий доМ, А отчий дом невыносим, как мукА, Мучитель твой, я и в бреду ночноМ Аукаю и жду тебя, как другА.
АКВАРИУМ Пусть он многоуголен и широк, но всё равно в минуты ностальгии в нём рыбка в тот забьётся уголок, который ближе к морю, чем другие.
СТОН Догорела свеча, и ко мне долетел в тишине голосок. Это где-то взывал об огне не успевший сгореть мотылёк.
ДВЕ ЛЮБВИ Грустит соловей у поверженной розы, надрывно поёт над цветком. Но льёт и садовое пугало слёзы, любившее розу тайком.
ДВОЕ Меж ними, будто провод телефонный, протянута верёвка бельевая. А виноградник, в яблоню влюблённый, безмолвствует, с чего начать не зная.
ФОТОСТИШЬЕ На глянцевой глади окна осенняя ночь без луны, так странно похожая на рентгеновский снимок весны.
ПЕЙЗАЖ Хмурится, как море, небосвод, полнится печалью многоструйной. И не тучка, кажется, плывёт, а чадра утопленницы юной.
КАСПИЙ Я к ней всё равно не смогу, так что же вы, волны-беглянки, влечёте меня к персиянке, поющей на том берегу?
МОРЕ Я между волн, как между строк, беспечно с женщиной купаюсь, а где-то лермонтовский парус мятежен вновь и одинок.
НАДПИСЬ НА ТРУСАХ Примитивна вода, как и сам водяной, и не лучше вино, хоть воспел его гений, нужен только нектар, да и то неземной, о дитя, для интимных твоих омовений.
ИДЕАЛ Ты превыше земных мадригалов и од и обычными средствами невыразима, ибо как бы летишь над поэтом и мимо, если даже позируешь рядом и под.
АРКАН Уже заря, уже окно в росе, уже пора, но я с уходом медлю, хотя в твоей арканящей косе уже предвижу роковую петлю.
НЕО Будь до ночи просто милой, а ночами напоказ неомилой, неокрылой неокаждый неораз.
ТЫ Грущу о тебе, не любя идти не с тобой по судьбе, склоняю тебя без тебя, как будто склоняюсь к тебе.
МИГ Влюбляюсь прощально в приветливый девичий лик и в миг, где реально подножье восходит на пик.
ВЕНЕРА Я меж небылью и былью, меж люблю и не люблю, я и птицу обескрылю, я и камень окрылю.
АПРЕЛЬ Я вспомню забытый апрель и вдруг саморанюсь газелью, в которой и ночи с капелью, и очи, в которых капель.
ПАМЯТИ ЦВЕЙГОВ И Цвейг мне дорог, и его жена в супружеских объятьях после яда. А ты однажды ночью как она пошла бы мужа провожать до ада?
ОДНОНОЧНИКИ Яркое и быстрое, как скерцо, утро окрылило оба сердца, поделив разлучные тела на четыре трепетных крыла.
БЕСТЕБЬ Нам не розно с тобою, а вместе б, но уходишь в объятья другого, обрекая поэта на бестебь, ах, какое разлучное слово.
РАЗВЕДЕНЦЫ Поэт-разведенец молился с тоской и рвался в молитве к своей половине, но знал, что всевышний и сам холостой с тех пор как ушёл от античной богини.
ПРИЗНАНИЕ От первого чувства по пятое мне мир кажется жухлым и прелым. Люблю тебя чувством шестым, а во сне утраченным чувством предпервым.
НЕ БОЙТЕСЬ! Когда в ночи возникну, как кинжал, который убивает наповал, не бойтесь и не будьте осторожны, я к вам явился, милая, как в ножны.
ЮБКА С пренебрежением к тряпью давай, дитя моё, мы в слове «юбка» букву «ю» заменим буквой «ё».
СПЯЩАЯ ДЕВА Рассвет и уже на кровати линяет ночная картина, где та, что пришла на закате, не грешница, а ангелина.
ВЗГЛЯД Пусть её гадание – брехня, но во взгляде что-то есть от рока. И, гадая, смотрит древнеоко юная цыганка на меня.
ЗАКАДЫЧНЫЙ КУПЛЕТ Эх, напиться бы в шашлычной, где внезапная тоска о подруге закадычной как клинок у кадыка.
СПИЧКИ В фойе, где на миг толкотня, зарделась девчонка бессловно, чьи груди по чиркалу словно прошлись и зажглись от меня.
ЖЕНЩИНА Я нескверную девушку в сквере полистал как банальную книжку от шарфа до симсимовской двери, на которой сломали задвижку.
ГЛОБУСНАЯ ПАРА Мир раздвоился на милашке, чьи потрясающие ляжки совсем как глобусная пара, как две судьбы земного шара.
НАТУРЩИЦА Она превыше всяких слов не с шапки до сапог и не с дублёнки до трусов, а с головы до ног.
ВЗГЛЯД ПЛАТОНА По незнакомке, что возникла рядом, прошёлся я небезответным взглядом, в котором души, опьянев без пьянки, сошлись на целый миг, как лесбиянки.
БАБЬЁ На лица мужчин и под лица взирает бабьё втихаря, и ждёт конокрада царица, по-бабьи любя не царя.
ЙОГИНЯ Йог лежал на гвоздях, как разиня, и не знал о лукавом гвозде, на котором подпольно йогиня упражнялась неведомо где.
МОЯ РЕКА Один витает в облаках, второму море по колено, а мне река по самый пах не каждая, а только Лена.
«О, ЗАКРОЙ СВОИ…» «Бледные ноги» усатого Брюсова ныне немодные, малоприятные без коррективов поэта безусого: блудные, блюдные, блядные.
КОШКА Неважно, как сношались кот и кошка, а важно, что девчонка у окошка на это дело трепетно глядела и, затаив дыхание, блядела.
НА РЫНКЕ Букеты в руках продавца как нимфа и фея в единых объятьях самца, самца и плебея.
ЛАНДЫШИ НАПРОКАТ Восточная бандерша мило будила во мне цветкофила, которому девы при бандерше как русские белые ландыши.
ГУРМАН У беглой зэчки при духане судьба и очи блудной лани, чьим оскуделым колоритом я брезгую, но с аппетитом.
ЛЮЛЯ-КЕБАБ Воспринимая в кабаке люля-кебаб не цельно, прошу сначала люляке, а баб уже отдельно.
ЕРЕТИЧКА Губы блудные твои, что на миг с моими спелись, исповедовали ересь недолюбленной любви.
АВТОГРАФ ВЛЮБЛЁННЫМ А любовь – это взлёты без счета, возносящие нас, и паденье с ковра-самолёта на обычный матрас.
АДАМ И ЕВА На иврите песню спел о деве, на латыни стих прочёл в тоске, но в любви Адам признался Еве на табасаранском языке.
ГОЛОСОВАТЬ О кандидатка в мэры, вновь я выпью за политлюбовь и урне предпочту кровать, чтоб голо (извини) совать.
МЕТАМОРФОЗА Курительная трубка вдруг преображается в подзорную, в которую я вижу вздорную былую будущность вокруг.
НОКТЮРН Российские чёрные очи, открытые настежь, и ныне ты, реквием ночи, слезою ненастишь.
ПАМЯТИ ВСЕВОЛОДА ГАРШИНА Необычайны в русской летней ночи не млечный путь и даже не луна, а только очи, гаршинские очи, чья ночь и без просвета, и без дна.
КАСПИЙСКОЕ МОРЕ Безумно и без памяти любя, о Каспий мой, я вечно забывал, что, может быть, и не было б тебя, когда б не Волга, если б не Урал.
БЕРЁЗА Лист берёзы, вложенный в конверт умилил и взволновал до дрожи. Будто передали мне привет от вдовы Есенина Серёжи.
БУМАЖНЫЙ ЗМЕЙ В руках мальчишки он вовсю резвится, стремится к жизни в небе голубом. Позволь, малыш, я напишу на нём стихи на память перелётным птицам.
НЕОРИФМА Казачка, а рядом абрек, а в паре с кацапкой чучмек, когда при поэзии русской я сватаюсь к рифме гяурской.
ПОСЛЕ ЛИВНЯ Ах, сколько, друг, не голоси я, стихов прекрасней нет во мне сейчас, чем лермонтовской строчки перифраз: «Привет, умытая Россия!»
ЛЕРМОНТОВ Он не любил цветы и не блудил, но каждый раз себя влюблял в Россию и к ней, превозмогая ностальгию, как Демон не к Тамаре приходил.
ОСЕННИЙ ПЕЙЗАЖ Под небом, залатанным тучей, и ливень, и ветер сквозной. А кудри у ивы плакучей как будто покрашены хной.
ЭТЮД Воздух после стирки дождевой сушится на солнце впопыхах. Как прищепки на верёвке бельевой, воробьи на проводах.
ДУБ Гонимы зноем, к вековому дубу, спасаясь, мы бежали через пни. И он, великий, даже лесорубу ни разу не отказывал в тени.
ШАРЖ Я склонился над речкой ночной и, любуясь, замешкался аж. Ах, спасибо тебе, водяной, за непрошеный дружеский шарж.
У ВОДЫ Будя во мне певца-солиста, аккомпанирует ручей и, словно пальцы пианиста, бежит по клавишам камней.
СОЛИСТ Рождённому творить особняком ни в хоре нет нужды, ни в дирижёре. Не делайте его хоровиком, он зафальшивит иль зачахнет в хоре.
ДВЕРИ Есть двери обычные вроде, но низкие с давних времён. В них каждый нагнётся при входе и мрази отвесит поклон.
НЕСОСТОЯВШИЙСЯ СПОР Судья, как было видно по лицу, победу в споре прочил мудрецу, но тот без боя предложил ничью собравшемуся спорить дурачью.
ПУТЬ Поезд утомил меня, друзья, и подвёл к заманчивой идее, что в вагоне-ресторане я ехал бы во много раз быстрее.
ПЬЯНЧУГА Он тоже вспрянет ото сна, чтоб выказать горячку, опохмелиться допьяна и погрузиться в спячку.
ШАПКА Шапка моя перед нищим, о боже, сразу узнала меня, хоть её в мусорный ящик давно, как старьё, выбросил я без предчувствия дрожи.
ЧИТАТЕЛЬ Он новые четверостишья просит, мол, старые наскучили ему. Он прав, но где я новые возьму, когда душа уже не плодоносит.
ИЗ ЦИКЛА «КАЛАМБУРНАЯ ЛИРИКА»
СПЛОШНОЙ КАЛАМБУР Уста ли устали? У ста ли у стали?
ФИЛОСОФСКИЙ КАЛАМБУР Нет истины в вине и в героине, но есть в голубоглазой героине, которая сравнима с незабудкой, да и живёт в душе, а не за будкой.
ИСПАНСКИЙ КАЛАМБУР Увы, до беспамятства вплоть мне душу лобзаньями в плоть пьянишь ты, счастливя и муча под «бэса мэ, бэса мэ муча».
ЧАЙНЫЙ КАЛАМБУР Пью и пьюсь, души не чая в деве, жаждущей не чая, льнущей губками к устам и подмышечным кустам.
ГРАФСКИЙ КАЛАМБУР Заря в окошке, как вино в графине, румянит лист с персидскою газелью, которую я посвящу графине, что схожа с грустноокою газелью.
АНГЕЛЬСКИЙ КАЛАМБУР Ты так светла, как ни одна окрест, и так свята от самых пят до темени, что грешник обжигается о крест, целуя грудь, белеющую в темени.
ПОЦЕЛУЙНЫЙ КАЛАМБУР То с трепетным смаком, то друга в объятьях душа, как лилия с маком, целуется с сердцем душа.
СПОРТИВНЫЙ КАЛАМБУР Как форвард, жду и жажду гола я, но лишь к утру вратарша голая, с которою я также гол, впервые пропускает гол.
ТУМАННЫЙ КАЛАМБУР Туман не душ, а только пар для тел и душ влюблённых пар.
МЕМУАРНЫЙ КАЛАМБУР Угасший после брака наш пламенный роман как наспех, но без брака написанный роман.
НАЗИДАТЕЛЬНЫЙ КАЛАМБУР Завлекай жену и в гимн, и в оду, но не в чудодейственный рубай, где не с нею пей шальную воду и блины не тёщины рубай.
ПОЭТИЧЕСКИЙ КАЛАМБУР Не уготовано поэту ни по другую, ни по эту твою сторонушку, черта, для лёгкой жизни ни черта.
МИНИ-КАЛАМБУР Я с ней ясней как мир, где мир.
ДВА РУБАЙНЫХ КАЛАМБУРА 1 За пляжем и косой пронёсся дождь косой и ослезил милашку с распущенной косой.
2 Евдокии Туровой Подобно ноевцам и Ною, я в ньюковчеге жду и ною над Русью, что объята вся не той пучиной, а иною. |
|
|
© khanmagomedovy |